9ce9bf27     

Набоков Владимир - Путеводитель По Берлину



Владимир Набоков
Путеводитель по Берлину
Утром я побывал в Зоологическом саду, а теперь вхожу с
приятелем, постоянным моим собутыльником, в пивную: голубая
вывеска, по ней белыми буквами начертано "Львиная Брага", и
сбоку подмигивает портрет льва, держащего кружку пива.
Усевшись, я рассказываю приятелю о трубах, трамваях и прочих
важных вещах.
I
ТРУБЫ
Перед домом, где я живу, лежит вдоль панели огромная
черная труба, и на аршин подальше -- другая, а там-- третья,
четвертая: железные кишки улиц, еще праздные, еще не спущенные
в земляные глубины, под асфальт. В первые дни после того, как
их гулко свалили с грузовиков, мальчишки бегали по ним, ползали
на четвереньках сквозь эти круглые туннели,-- но через неделю
уже больше никто не играл,-- только валил снег. И теперь, когда
в матовой полутьме раннего утра я выхожу из дома, то на каждой
черной трубе белеет ровная полоса, а по внутреннему скату, у
самого жерла одной из них, мимо которой как раз сворачивают
рельсы, отблеск еще освещенного трамвая взмывает оранжевой
зарницей. Сегодня на снеговой полосе кто-то пальцем написал
"Отто", и я подумал, что такое имя, с двумя белыми "о" по бокам
и четой тихих согласных посередке, удивительно хорошо подходит
к этому снегу, лежащему тихим слоем, к этой трубе с ее двумя
отверстиями и таинственной глубиной. II ТРАМВАИ
Трамвай лет через двадцать исчезнет, как уже исчезла
конка. Я уже чувствую в нем что-то отжившее, какую-то
старомодную прелесть. Все в нем немного неуклюже, шатко,-- и
когда, при слишком быстром повороте, перо соскакивает с
провода, и кондуктор, или даже один из пассажиров, перегнувшись
через вагонную корму и глядя вверх, тянет, трясет веревку,
норовя привести перо в должное положение,-- я всегда думаю о
том, что возница дилижанса, должно быть, ронял иногда кнут, и
осаживал свою четверку, и посылал за кнутом парня в дологополой
ливрее, сидевшего рядом на козлах и пронзительно трубившего в
рожок, пока, гремя по булыжникам, дилижанс ухал через деревню.
У трамвайного кондуктора, выдающего билеты, совсем особые
руки. Они так же проворно работают, как руки пианиста,-- но
вместо того, чтобы быть бескостными, потными, с мягкими
ногтями, руки кондуктора-- такие жесткие, что когда,-- вливая
ему в ладонь мелочь,-- случайно дотронешься до этой ладони,
обросшей словно грубым, сухим хитином, становится нехорошо на
душе. Необычайно ловкие, ладные руки,-- несмотря на грубость их
и толщину пальцев. Я с любопытством гляжу, как, зажав черным
квадратным ногтем билетик, он прокалывает его в двух местах,
как шарит пятерней в кожаном кошеле, загребая монеты для сдачи,
и тотчас кошель захлопывает, дергает тренькающий шнур или
ударом большого пальца отпахивает окошечко в передней двери,
чтобы дать билеты стоящим на площадке. И при этом вагон качает,
люди в проходе хватаются за висячие ремни, при каждом толчке
поддаются то вперед, то назад,-- но он не уронит ни одной
монеты, ни одного лоскутка, оторванного от билетного ролика.
Теперь, в зимние дни, передняя дверца завешена внизу зеленым
сукном, окна помутнели от мороза, у остановки, на краю панели,
толпятся рождественские елки,-- и зябнут у пассажиров ноги, и
кондукторская рука подчас бывает в серой вязаной митенке. На
конечной станции передний вагон отцепляется, переходит на
другие рельсы, обходит оставшийся, возвращается с тыла,-- и
есть что-то вроде покорного ожидания самки в том, как второй
вагон ждет, чтобы первый, мужеский, кидая вверх легкое
треску



Содержание раздела