Набоков Владимир - Подлинная Жизнь Себастьяна Найта
ВЛАДИМИР НАБОКОВ
ПОДЛИННАЯ ЖИЗНЬ СЕБАСТЬЯНА НАЙТА
(Перевод с английского С. Ильина)
1
Себастьян Найт родился тридцать первого декабря 1899 года в прежней
столице моего отечества. Старая русская дама, которая по какой-то невнятной
причине просила меня не разглашать ее имени, однажды в Париже показала мне
дневник, который вела в прошлом. Те годы были (по-видимому) так небогаты
событиями, что перечисление повседневных подробностей (а это всегда - худой
способ самосохранения) едва превосходило размером краткое описание погоды;
тут любопытно отметить, что личные дневники царствующих особ, - какие бы
беды ни осаждали их царства, - посвящены в основном тому же предмету. Удача
приходит к тому, кто ей не мешает, - и вот мне предлагалось здесь нечто
такое, чего я не смог бы добыть никогда, поставь я себе подобную цель. А
потому могу сообщить, что утро Себастьянова рождения было погожим и
безветренным, при двенадцати градусах ниже нуля (по Реомюру)... это,
впрочем, и все, что сочла достойным записи почтенная дама. По здравом
размышлении я не нахожу какой-то особой надобности сохранять ее инкогнито.
Чтобы она когда-либо прочла эту книгу, представляется мне решительно
невероятным. Звали ее и зовут Ольга Олеговна Орлова - матрешечная
аллитерация, которую жаль было бы оставить втуне.
Сухой отчет ее вряд ли способен сделать зримой для не повидавшего
света читателя всю подразумеваемую прелесть описанного ею зимнего
петербургского дня - чистую роскошь безоблачного неба, созданного не для
согревания тела, но единственно для услаждения глаза; сверкание санных
следов на убитом снегу просторных улиц с рыжеватым тоном промежду,
рождаемым жирной смесью конского навоза; яркоцветную связку воздушных
шаров, которыми торгует на улице облаченный в фартук лотошник; мягкое
скругление купола, с позолотой, тускнеющей под опушкой морозной пыли;
березы городского сада, у которых каждый тончайший сучок обведен белизной;
звон и скрежет зимней езды... а кстати, какое странное чувство испытываешь,
глядя на старую почтовую карточку (вроде той, что я поставил себе на стол,
чтобы ненадолго занять память-дитя) и вспоминая, как наобум, где и когда
придется, заворачивали русские экипажи, так что вместо нынешнего прямого и
стесненного уличного потока видишь - на этой подкрашенной фотографии -
улицу шириною в сон, всю в скособоченных дрожках под небывало синими
небесами, которые там, вдали, непроизвольно заливаются румянцем
мнемонической пошлости.
Я не смог раздобыть изображения дома, где был рожден Себастьян, но я
хорошо его знаю, потому что и сам в нем родился шестью, примерно, годами
позднее. У нас был один отец: он снова женился вскорости после развода с
матерью Себастьяна. Как ни странно, это второе супружество вовсе не
упомянуто в написанной м-ром Гудменом "Трагедии Себастьяна Найта" (которая
вышла в 1936 году и которой у меня еще будет случай заняться с большей
полнотой), так что читателям книги Гудмена я должен представляться
несуществующим - поддельный родич, словоохотливый самозванец; впрочем, сам
Себастьян в наиболее автобиографичной из его книг (в "Утерянных вещах") для
моей матушки нашел несколько добрых слов, - и полагаю, она их вполне
заслужила. Не отличаются точностью и сообщения в британской прессе,
появившиеся после кончины Себастьяна, касательно гибели его отца на дуэли в
1913 году; на самом деле отец уверенно оправлялся от пулевого ранения в
грудь, когда - ровно месяц спустя - подхватил простуду, с которой его
н
